Иван Лосев родился еще при СССР, учился в школе при его распаде, а в университет пошел, когда постсоветские страны сотрясала экономическая ломка. Но минчанин все равно выбрал свой путь в науке, который привел его сперва в Массачусетский технологический институт, а затем в Северо-Восточный университет в Бостоне. Профессор математики рассказывает о миллиардных доходах университетов, белорусской и американской науке и честных студентах.
В 90-х граждане постсоветского пространства жили небогато, молодежь желала заработать денег, а потому никто особо не стремился за точными науками. Тот же, кто стремился и был мотивирован, позже покидал родину. Любовь к математике в Иване Лосеве зажглась со школы, он посетил множество международных олимпиад, а затем поступил на факультет прикладной математики и информатики БГУ. «Было понимание, что наукой в Беларуси если и можно зарабатывать, то крайне сложно. Да и от самой математики за столько лет я крайне устал», — начинает свой рассказ ученый. Программирование так и не заинтересовало, а в Беларуси академическую карьеру в чистой математике амбициозному парню было сложно реализовать. Сейчас в резюме у профессора более 40 публикаций в рецензируемых научных журналах, более 70 лекций в мировых университетах (Канада, США, Россия).
— В МГУ я поехал в первый раз на четвертом курсе на стажировку. Это был совершенно другой уровень. В образовании важны две вещи. Первая и очевидная: кто и чему учит. Вторая, менее очевидная: с кем ты учишься, с кем общаешься, с кем ты соперничаешь и за кем можешь тянуться. В Москве в этом плане было намного лучше. Это не должно никого удивлять, обижать или шокировать. Так было всегда.
После нескольких опубликованных статей Ивана заметил профессор Фридрих Кноп. Он пригласил его в Штаты на стажировку. По окончании трехмесячного визита в Университет Ратгерса штата Нью-Джерси молодой человек понял, что хочет уехать работать в Америку.
— Что вам так безоговорочно понравилось?
— Возможно, математическая культура. Возможно, то, как организованы быт и работа ученых. Возможно, понимание того, что в Штатах эта деятельность хорошо оплачивается. Сложно вспомнить спустя 10 лет.
В 2007 году прошла защита диплома в МГУ, затем еще полгода работы в БГУ на должности инженера-программиста без строчки кода и окончательный переезд ученого в США в Массачусетский технологический институт.
— Помните свои ощущения, когда пришло приглашение на работу? Ведь попадание в MIT сродни письму из Хогвартса.
— Безусловно, я был очень счастлив. В августе 2008 года я туда уехал. Это одно из тех решений в жизни, о которых я нисколько не жалею. Возвращаться никакого желания нет.
— Естественно, никаких мыслей об IT-сфере уже не возникало?
— Мне это никогда не было интересно. Бытует мнение, что успешный в математике человек будет успешен как программист. Возможно, для большинства математиков это верно, но немалому количеству людей это неинтересно. Наука куда увлекательней, чем работа по 8 часов в день за написанием кода. Я никого не хочу обидеть. Уверен, что и в IT найдется достаточное количество интересных задач.
Профессор Лосев говорит, что увяданию интереса к теоретической математике во многом способствовало и развитие белорусской IT-индустрии: «Она утянула тех людей, которые могли состояться в математике или теоретической информатике». Но в последние годы ученый замечает возвращение интереса и предполагает вот что:
— Многие потенциально заинтересованные в науке ребята сходили поработать в IT-индустрию и поняли, что ничего особо интересного и увлекательного там нет. Есть какой-то отход от мысли, что надо пойти и заработать себе на квартиру, машину и т. д. И это хорошо. Ведь ту работу, которую делают в IT-компаниях перспективные ребята со способностями, могут делать 10 000 человек. В науке же может состояться человек 10.
— Какой подход к науке в США?
— Тут правильно разграничить прикладную науку (где можно делать деньги) и фундаментальную (где с этим сложнее). Очевидно, что прикладная наука поддерживается. Но в Штатах поддерживается и фундаментальная. Подчеркну, что когда я говорю «Штаты», это можно смело заменять на Германию, Великобританию, Японию и даже Китай. Там у властей есть четкое понимание важности фундаментальной науки. Они понимают, что это стратегические инвестиции. Если бы человечество верило, что фундаментальная наука — это не важно, то мы с вами сейчас бы ездили на повозках с лошадьми, а интервью вы бы записывали пером от руки. Большая часть прогресса обязана исследованиям, которые не были полностью прикладными во время своего проведения.
А прикладная наука как раз борется с проблемами, которые есть сейчас или будут в ближайшей перспективе. Понятно, что надо заботиться и о будущем, не сосредотачиваясь полностью на настоящем. Мы не знаем, какие вызовы встанут перед человечеством через 50—100 лет. А потому задачу понятия мира, которая является основной для фундаментальной науки, надо решать постоянно, не оглядываясь на текущие потребности. Что-то нам пригодится, просто мы пока не знаем что.
— Из каких источников финансируется наука в Штатах?
— В немалой части за счет университетов, где ведутся исследования. Модель такая: человек преподает, занимается исследованиями и ему платят зарплату, которая значительно больше того, что он бы получал просто за преподавание. Парадоксальная в некотором роде экономическая модель: за работу вы платите больше, чем она стоит. Но здесь есть важный нюанс. Концентрация на исследовательской работе делает американские университеты самыми престижными в мире, о них говорят, их знают. Это делает университет значимым, привлекает студентов, ведь они могут учиться у передовых деятелей науки.
Государство участвует в финансировании посредством специального агентства — Национального научного фонда. Его основная задача — поддерживать исследования в области точных и естественных наук. Есть еще множество других государственных агентств (министерства энергетики или защиты окружающей среды, Национальный институт здоровья, оборонка), которые финансируют исследования в своих областях.
Деньги на исследования дают и частные корпорации. И необязательно у исследований может быть прямая связь с тем, чем компания занимается. Например, исследовательское подразделение Microsoft в пригороде Бостона занимается комбинаторикой, теорией вероятности. Интерес Microsoft в том, что некоторые результаты исследований могут стать частью их продуктов.
— Можно ли сравнивать финансирование науки в Беларуси и США?
— Доходная часть бюджета Беларуси — около $9 млрд. Операционный доход Гарварда — $4,5 млрд, операционный доход моего университета — $1 млрд. Эти деньги идут как на работу университета, так и на финансирование науки. Бюджет научного фонда США — $7,5 млрд. Суммы несопоставимы не только с тем, что в Беларуси тратят на науку, но и с тем, что в Беларуси тратят вообще.
«Это два совершенно разных мира. В мире белорусской науки, какой она видится управленцам, каждый вложенный рубль должен вернуться в бюджет, а ученые должны зарабатывать самостоятельно. Единственное, что я могу на это сказать, — я зарабатываю самостоятельно, но не в Беларуси»
Возможно, в нашей стране слишком сильно озабочены извлечением непосредственной пользы. Тогда как польза бывает и опосредованной. Как следствие, многие люди хотят уехать. Особенно это верно для талантливых людей. Я знаю, что те, кто хотел заниматься математикой, по большей части делают это не здесь. Важно понимать, что есть два резона уезжать. За границей у ученого куда больше зарплата, и там куда лучше условия работы. Но есть и другая причина. В какой-то момент я понял, что уперся здесь в потолок своего профессионального роста и не могу удовлетворить свои амбиции. Это верно для многих людей и не сводится исключительно к материальному аспекту.
— Были ли какие-то бытовые неурядицы или негативное отношение со стороны американских коллег?
— Я приехал уже с найденной работой. Снять жилье по интернету в наше время не составляет труда. Я не припомню каких-либо проблем. Административный персонал был весьма доброжелательным и готовым помочь. А насчет отношения к приезжему… На математическом факультете половина приезжих. Наука, в которой я работаю, в значительной степени русская. В Советском Союзе была сильная математическая школа, но многие ее представители покидали СССР в том числе из-за национального вопроса.
Америка — страна эмигрантов. Я встречал многих людей, чьи предки уехали отсюда в начале 20-го века. И у эмигранта не будет проблем, особенно если он находится в кругу образованных людей. Да, антиэмиграционные настроения присутствуют, но они витают не среди академической публики.
Конечно, история с запретом на вьезд граждан из семи мусульманских стран меня очень огорчила. В Иране сильная математическая школа, эмигрантов оттуда немало. А еще есть студенты из арабских стран, запрет на въезд которым повлиял как на имидж Америки, так и на финансовое положение университетов, ведь такие студенты платят за обучение полную сумму.
— Как устроен рабочий день профессора американского университета и какие обязанности входят в его штатное расписание?
— Один из больших плюсов моей работы в том, что как такового фиксированного рабочего дня у меня нет. Нет жестких требований «в 9 пришел, в 6 ушел». Я должен появляться в часы, когда преподаю, должен присутствовать на заседаниях комитетов, в которых участвую.
Вообще, у любого профессора в американском университете будет три группы обязанностей. Первая и самая главная для исследовательского университета — это, собственно, исследования. Я должен решать задачи, писать статьи, читать лекции, ездить на конференции. Это главное, на что смотрят при продвижении по службе по трем стадиям: Assistant Professor, Associated Professor, Full Professor. Последняя стадия — это примерно топ-10 процентов по уровню доходов в США.
Вторая группа обязанностей — преподавание. Моя формальная нагрузка — три курса в год. Один курс — три часа лекций в неделю. Есть два семестра по 13 недель, за которые я и должен прочитать все курсы. Плюс подготовка, проверка работ, офисные часы для студентов, работа с аспирантами. По белорусским меркам это мало. Но это часть американской модели образования.
Третья группа обязанностей связана с работой во всевозможных комитетах университета. Это могут быть комитеты по найму сотрудников, по аспирантским и студенческим делам, по учебной программе, по повышению, оценке работы коллег. Это группы людей, которые, по сути, отвечают за разные аспекты функционирования университета, проведение семинаров, организацию дополнительных курсов лекций и прочих активностей. Туда же входит работа на руководящих должностях: глава факультета, заведующий аспирантурой и т. д.
— На жизнь американскому ученому хватает. А есть топовые ученые, которые тратятся на дорогие автомобили и прочую роскошь?
— Есть люди, которым нравится красивая жизнь. Я говорил про топ-10 процентов по зарплате, но есть люди с зарплатами куда выше. Есть ученые, чьим зарплатам позавидует инвестиционный банкир с Уолл-Стрит. Рынок свободный, и действительно хороший специалист может рассчитывать на высокую зарплату. И этим США довольно сильно отличаются от других стран, где все более уравнено.
— Недавно вам в числе группы из пяти ученых выделили грант на $2,2 млн на пять лет. На что идут деньги с грантов, как контролируют их расходование?
— Национальный научный фонд — это основной источник грантов для математиков. Самый распространенный — индивидуальный грант, но есть и групповые, как упомянутый вами. Грант позволяет увеличить себе зарплату на 20—25%. Еще это деньги на путешествия и стипендии для аспирантов. Обычно выдаются на три года по заявке, состоящей из административной и научной частей. Надо объяснить, почему грант должен получить именно ты. Это конкурентное занятие, много сильных заявок остается без финансирования. Как правило, в приоритете оказываются молодые ученые.
Отчет по гранту занимает час-два в год. В отчете нужно описать, чем ты занимался, и дать ссылки на написанные статьи. По конкретным расходам отчитывается университет, через который и проходит финансирование по гранту. Если проект был не вполне успешен, то наказывать и требовать деньги обратно никто не будет. Просто не дадут в следующий раз. Особенность математики в том, что потратить деньги на что-то лишнее крайне сложно. В тех сферах, где необходимо покупать оборудование или ставить эксперименты на живых существах, отчетность будет строже. В теоретической математике такого не бывает.
— Насколько доступно образование в американских университетах с точки зрения студента?
— В Штатах существует два вида исследовательских университетов: частные и публичные. Публичный, как правило, принадлежит штату. Жители могут учиться там по сниженным ценам. Это сумма в районе $10—15 тыс. в год. Для жителей других штатов университет будет работать как частный. Есть престижные публичные заведения наподобие Калифорнийского университета в Беркли, в который стремятся поступить со всей страны.
В частном университете стоимость обучения составляет примерно $40—50 тыс. Деньги на науку в США есть во многом благодаря такому дорогому образованию.
Но не все студенты платят полную сумму. Богатый частный университет наподобие Гарварда может материально поддерживать молодых людей, чья семья мало зарабатывает. По сути, препятствием для людей с низким доходом при поступлении в элитные места являются не деньги, а недостаточная академическая подготовка.
Для белорусов это может быть немного непонятно, но американец со средним по местным меркам доходом, как правило, не обладает высшим образованием. В таких семьях родители могут не понимать ценность высшего образования, в отличие от тех же эмигрантов, которые мотивированы обеспечить своим детям лучшее будущее.
Американские университеты декларируют, что в первую очередь смотрят на академическое резюме, активности претендента и только потом на семейный достаток. С одной стороны, это имидж. В высшем образовании вы не можете позволить себе ярлык жадины. К тому же в университетах работают люди либеральных взглядов, и социальная ответственность для них не пустой звук.
Важность хорошей подготовки объясняется и тем, что нельзя дать высококачественное образование кому попало. Нужны люди с соответствующими способностями. А эти способности необязательно коррелируют с толщиной кошелька папы и мамы. Если смотреть только на доход, то качество образования упадет. Ведь уровень выпускников зависит не только от того, кто преподает, но и от того, кто учится. Я думаю, что элитный коллектив студентов — это как раз одна из тех вещей, за которыми и идут в университет.
— Какие ментальные особенности местных студентов вы могли бы подчеркнуть?
— Исходя из платы за обучение понятно, что местные студенты куда как более мотивированы, старательны и честны. За свою карьеру я раза три видел, как студенты списывают или подсматривают. Остальные понимают, что пришли за знаниями и умениями. Несмотря на то что они платники, мне не доводилось сталкиваться со студентами, которые уверены, что я им должен прислуживать и ставить высокие оценки. Они понимают, что оценка — это их ответственность, а не преподавателя.
Принтеры и МФУ в каталоге Onliner.by
Читайте также:
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by
