Аэрофобия встречается чаще других боязней — например, у каждого третьего американца авиарейс вызывает тревогу или страх. На практике люди редко придают серьезное значение этой проблеме: летают хорошо если пару раз в год, нервы лечат алкоголем и продолжают вздрагивать от звука выезжающих стоек шасси, вместо того чтобы путешествовать с удовольствием. Хорошая новость — боязнь полета легко исправить. Плохая — большинство людей уверены, что они попадают в крошечный процент «неизлечимых» и им ничто не поможет. Почему это не ваш случай и что мешает наслаждаться полетом, мы узнали у психолога Сергея Лагуна.
— Фобия — это вообще нормально?
— Абсолютно. Вы не представляете, сколько нас окружает различных «фобов». При этом в остальном люди прекрасно живут, могут быть успешны и даже не признаются в своих страхах. Просто избегают определенных вещей и объясняют это себе здоровым опасением или нежеланием. Например, «просто не люблю летать».
Фобии сами по себе не говорят о проблеме с психикой. Наоборот: так работает наша система адаптации. Представьте человека, который ничего не боится — хотели бы таких коллег и близких?
Стесняться аэрофобии — как скрывать ангину или грипп. Мы же не думаем: «Мне горло болит, я слабый человек, никто не должен об этом узнать». А с аэрофобией люди уверены, что им светят «Новинки», их уволят, над ними посмеются. Все, конечно, неправда.
С точки зрения потери свободы, ограничения жизни фобия — это ненормально. С ней можно и нужно бороться.
— Страх полета чем-то отличается от других фобий по принципу действия? Допустим, в сравнении с боязнью высоты.
— Боязнь высоты у человека врожденная. Предпосылка есть, но в остальном она развивается по похожему с остальными фобиями сценарию. Существует система сохранения жизни, сигнализация об опасности — эмоциональный мозг, амигдала. Она действует по принципу «стимул — реакция». Если видим что-то и думаем об объекте или ситуации как об опасности, то амигдала запоминает такое восприятие, и в дальнейшем будет возникать соответствующая ассоциация.
Выделяется адреналин, запускаются стрессовые системы: накачиваются мышцы рук и ног, учащаются пульс и дыхание, расширяются зрачки, организм максимально мобилизован. Это нам дано природой для защиты: чтобы мы, скажем, от дикой собаки убежали.
Сама по себе реакция организма здоровая. Но при фобии она возникает на опасность, которой еще нет. Или даже на мысли о ситуации. Мы боимся там, где для страха причин нет.
— Аэрофобия развивается на фоне боязни высоты или это именно страх крушения самолета?
— Люди не раскладывают страх на составляющие и не ищут причину — просто боятся летать, и все. Но методы лечения разные. Если речь о клаустрофобии, то сперва нужно лечить ее. Боязнь высоты — здесь тоже другой механизм лечения. Панические атаки могут быть и в самолете, и в любом другом месте на земле.
— Все же автокатастрофы случаются намного чаще, но от машин люди не отказываются. Что такого особенного в страхе перед самолетом?
— Да, машины каждый день попадают в аварии, но мы постоянно об этом читаем и привыкаем. А самолет, самый безопасный вид транспорта, вдруг падает. Это что-то из ряда вон выходящее: СМИ пишут трагичные новости, показывают страшные фотографии. В мозгу выстреливает: «Самолет — опасность».
Существуют даже совсем неявные ассоциации. Заходим в салон, видим испуганного пассажира — и все, тоже начинаем бояться. Или турбулентность — явление обыденное, но человеку оно незнакомо, и появляется страх.
Есть такой термин — эвристика восприятия. Речь о том, что первое приходит на ум, когда мы слышим или говорим о чем-либо. В случае с самолетами у многих людей первая ассоциация — крушение. Потому что СМИ не пишут про успешно выполненные рейсы, которых десятки тысяч в день. Ведь это совершенно обыденное явление: самолет поднялся в воздух, долетел до пункта назначения и приземлился.
Простой пример, как оно работает. Возьмем Андрея — ему 25 лет, живет в Минске, любит читать, дома у него все очень аккуратно по полочкам расставлено. Кем парень работает: библиотекарем или водителем маршрутки?
— Логично, что библиотекарем…
— А почему?
— Бережливость и тяга к книгам скорее присуща именно им.
— Вот, это и есть эвристика. Первой в уме возникает наиболее доступная информация. Она самая яркая, тревожная, ассоциативная, но не всегда правильная. Вы приписали атрибуты: человек любит читать, работает с книгами, аккуратно с ними обращается — ну точно библиотекарь. Такую ассоциацию мозг дает без напряга. А теперь давайте усложним ситуацию в плане аналитических затрат: сколько в Минске библиотек и маршруток? Кого среди 25-летних парней больше: библиотекарей или водителей? То же самое и с самолетами. Первая мысль — лайнеры падают, все опасно. Никто не думает об удачных рейсах. Получается, что мы боимся летать, хотя более вероятно то, что нас убьет упавшая с крыши дома сосулька.
— Одно дело — просто страх полета, а другое — боязнь рейса на старом самолете малоизвестной или «сомнительной» авиакомпании. Здесь тоже речь об аэрофобии или это рациональный страх?
— Это один из механизмов избегания проблемы: раз уж надо лететь, то выбираем дорогие авиалинии с современными лайнерами. Хотя разницы нет — ведь существуют международные нормы безопасности. Также есть защитное «охранное поведение», с помощью которого мы словно создаем безопасность: пьем алкоголь перед рейсом, цепко держимся за подлокотники, садимся на «счастливое» место, летим с определенным человеком («я путешествую только с мужем»). У амигдалы появляется ассоциация: «я спасся только потому, что выпил перед рейсом», «потому что летела с супругом» и так далее.
Мы лишь усиливаем заблуждение: признаем, что самолет опасен, но придумываем какой-то свой способ спасения. В других фобиях такое тоже бывает.
Некоторые люди уверены, что должны все контролировать. Им страшно от неизвестности: как летит самолет, что делают пилоты? Тогда они начинают сами все изучать, расспрашивать. На короткое время это помогает. Но в долгосрочной перспективе закрепляется глубинная уверенность: жизнь опасна, может произойти катастрофа, будущее неизвестно. Человек живет в постоянном страхе. И когда, в редких случаях, с ним или его близкими что-то происходит, карточный мир рушится — иллюзии безопасности уже нет.
Нужно видеть разницу между полезными переживаниями и пустыми. «Я попаду в аварию на машине» — это бесполезный страх. «Я поеду на незнакомой машине, она старая, давно не проходила техобслуживание, у нее барахлят тормоза» — здесь уже есть рациональное зерно. Но человек не умеет отличать одно от другого.
— Если часто летать, аэрофобия пройдет?
— Не всегда. Когда прибегаете к охранному поведению — пьете перед полетом, выбираете «счастливое» место, потому что только оно якобы гарантирует безопасность, — страх останется. Фобия лишь закрепится, и человек выработает ритуал. А если ничего не делать, то постепенно амигдала — система сигнализации — успокоится, человек привыкнет к полетам.
— Пассажир еще до полета находится в нервозной обстановке: сборы чемодана, страх опоздать в аэропорт или потерять документы, досмотр. Что делать для снижения стресса?
— Это относится к паническим расстройствам. Нормальная реакция на стресс — учащенный пульс, дыхание — воспринимается как опасность. Представьте: человек забегался, находится в незнакомом месте, ищет свой выход на посадку — при предрасположенности к панической атаке она как раз может проявиться в такой ситуации.
Первое лекарство — знание: «Все в порядке, просто я так реагирую на стресс, со мной ничего плохого не происходит». Второе — расслабление (можно найти методику Якобсона в интернете). И дыхание животом — вдох короче выдоха. Но самое правильное отношение к тревоге — принятие. Она переносима. Это просто какие-то процессы в организме, с ней не надо бороться. Тогда все пройдет легко и закончится быстрее.
— Как выглядит лечение?
— Аэрофобия — сугубо психологическая проблема. Используется когнитивно-поведенческая терапия — КПТ. В первую очередь работаем с когнитивными ошибками. Это всевозможные заблуждения о самолетах: «не взлетит», «упадет», «летать опасно». Разбираем мысли человека до полета, во время и после приземления. Скажем, стюардесса прошла по салону. Она, возможно, идет кофе делать, но у аэрофоба другой сигнал: «Куда она пошла? А зачем? Что-то наверняка случилось». Или какие-то непонятные звуки во время полета: когда выпускают либо убирают шасси, закрылки. Для пассажиров, как правило, все это непривычно, потому что мы редко летаем и не можем объяснить их.
Говорим про общие когнитивные искажения, катастрофизацию (когда человек додумывает самое страшное), непереносимость неизвестности, черно-белое мышление («полет прошел хорошо, только если не было ни одной непонятной мне ситуации»), перфекционизм.
Дальше применяем метод экспозиции. Человек описывает все свои страхи в порядке возрастания. Мы сперва в воображении, а потом и в жизни поэтапно проходим через них. Тревога усиливается, но беды не происходит. Нам нужно переучить амигдалу, убрать ассоциацию «опасность».
Еще важно очертить мотивацию: что хорошо и что плохо в избавлении от аэрофобии. С плюсами все ясно: путешествия, работа, отдых. В случае с минусами сложнее. Бывает неочевидная выгода от аэрофобии: допустим, «при полетах я буду вдали от близких». Это может помешать преодолению страха.
Финал лечения — пациент становится терапевтом для себя. Тогда мы меняемся ролями: я изображаю аэрофоба, и человек мне объясняет, что бояться нечего.
— Если уж совсем ничего не помогает от аэрофобии, что тогда?
— Многие пациенты уверены, что они именно из этой категории, хотя даже не начинали терапию. Нужно пробовать один вариант за другим. Вот когда все испытал и ничего не помогло — тогда уже остается только другой транспорт. Но это лазейка для аэрофоба, он сразу подумает: «Я точно неизлечим». Мозг будет хвататься за любую возможность ради оправдания своего страха.
Чемоданы и дорожные сумки в каталоге Onliner.by
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by