Белорусский IT-предприниматель Алексей Петров: «Гениальных стартапов не бывает. Это миф, навязанный выскочками вроде Facebook»

Мы живем в эпоху, когда одна фантастическая идея талантливого человека, получив поддержку и развившись в рекордные сроки, меняет мир и приносит десятки миллиардов прибыли. Взрывной рост числа технологических стартапов во 2-й половине 90-х журнал The Economist сравнил с Кембрийским взрывом. Сегодня же в тройку самых дорогих компаний мира входят Apple, Microsoft и Google. Следующее поколение — Uber, Xiaomi, Airbnb, Snapchat, Palantir — уже вступило в клуб «20 миллиардов» и уверенно завоевывает мир.

В Беларуси нарастает движение стартапов, выстраивается экосистема и все чаще СМИ радуют новостями об очередной прорывной разработке, талантливом инженере, выстрелившей компании: Maps.me, PandaDoc, Kino-Mo…

За каждым интересным стартапом стоит яркий человек. Со своей историей, знаниями, умением мыслить нетривиально и системно. Проект «Территория стартапа» познакомит читателей со всеми звеньями цепи: от идеи, начала разработки, формирования команды, развития продукта до венчурных инвесторов. Потому что своевременные инвестиции для стартапа как топливо для ракеты: не зальешь — не полетит!

Справка: Алексей Петров. 27 лет, Москва — Лондон. Окончил 51-ю гимназию в Минске, Московский физико-технический институт. Неоднократный победитель Республиканских олимпиад по физике, вице-чемпион мира по итогам Турнира юных физиков. На данный момент является СТО (технический директор) компании Mercaux, занимающейся внедрением онлайн-технологий в офлайновые магазины одежды. Имеет богатый стартаперский опыт. Среди проектов: образовательный «Сфера», ColorPen, благотворительный 1minute, Penxy.

— Как так получилось, что после всех побед на Олимпиадах, в Турнире юных физиков и прочих конкурсах ты так и не стал физиком, а занялся стартапами?

— Я, наверное, понял, что физика — непредсказуемая вещь. Можно заниматься ею 20 лет и ничего не достичь. Наука — это либо дано, либо нет. И я в какой-то момент засомневался, что мне дано. У меня беспокойный характер, я не могу сидеть в лаборатории по шесть часов. Мне нужно движение.

Физтех всегда славился тем, что выпускал творческих инженеров, «ботанов» практически не было. Многие очень талантливые люди с моего потока пили, буянили и были раздолбаями… Просто волею судьбы им достался уникальный талант. Так вот, в Физтехе я познакомился с Кириллом Тропиным, который сейчас Product Manager в Google, и он втянул меня в авантюру Imagine Cup — конкурс от Microsoft, который по духу очень похож на Турнир юных физиков, но только для программистов. Там тоже надо было придумать и презентовать небольшой проект. Мы придумали образовательный проект «Сфера» — дистанционное обучение, мы уже тогда в это верили. И это был 2006 год, то есть совсем давно — Facebook, например, в России еще толком и не было. На Imagine Cup мы с треском провалились: у нас ничего не заработало, потому что традиционно все писалось в последнюю ночь. Но там была очень талантливая команда: сейчас эти ребята — топовые разработчики, почти все работающие за границей. С этой штукой мы дошли до финала (что-то все же работало). Жюри про нас сказало: а, ну это типичные физтехи! И дало приз зрительских симпатий. Это был первый проект, им мы занимались достаточно долго.

А потом друзья попросили помочь старшекурсникам, которые тоже писали образовательный проект. Он был придуман папой одного из студентов, преподавателем по профессии. «Как же так, — сказал он, — технологии вон куда дошли, а я по-прежнему с тетрадками и ручками вожусь?!» Skype тогда только появился, и это его очень вдохновило. Родилась прекрасная и чистая бизнес-идея, опередившая, как мне кажется, свое время, потому что только сейчас она качественно набирает обороты. Суть ее в следующем: взять преподавателей из регионов — там тоже есть доктора наук и тоже с головой — и связать с учеником в Москве, который готов платить тысячу рублей за занятие, что почти в два раза больше, чем преподаватель имеет в регионе. Мы были романтиками типа «а вот сейчас мы напишем свой Skype со своим плагином!» Не понимали поначалу, что ввязываемся в огромную разработку, не хватало ощущения MVP (минимального жизнеспособного продукта), которое так навязывают теперь всем. И мы начали писать свою аудио- и видеосвязь, сделали тетрадку с неограниченным расширением, купили планшеты… Долго все это писали, много чего повыигрывали: конкурсы, гранты. Нас поддерживало правительство Москвы, Сколково…

Пытались продвигать, но технология была слишком новаторской для русского рынка. И если преподавателей мы еще как-то убедили — было человек 40—50, готовых так заниматься, — то убедить родителей учеников, что это так же эффективно, как очное занятие, мы не смогли. Родители считали, что лучше пусть преподаватель придет и, если что, даст подзатыльник их сыну. «У вас же нет такой функции?!»

Хочется думать, что мы просто опередили время. Это сейчас никого не удивишь занятиями английским, йогой или даже математикой по Skype. А один из наиболее успешных русских проектов — SkyEng, предлагающий дистанционное обучение английскому. Наверное, пришло время: и люди психологически подтянулись, и технологии дошли.

На этом история не заканчивается. Мы сделали pivot, и из этого проекта вырос новый — Penxy. С ним мы вошли в топ-10 русских стартапов по версии Mashable — одного из наиболее значимых там изданий. В том же списке был «ВКонтакте», например. Подняли большой раунд инвестиций, все двигалось, был момент успеха… Но опять появились разные проблемы: и с монетизацией, и технические, и барьер к новому формату…

— Ты же еще и преподавал?

— Ну да, после того, как закончил бакалавриат. Казалось, что меня не научили, как надо, и мне просто необходимо научить студентов тому, что знаю сам. Я понимал в стартапах, в разработке ПО. Вел курс, который назывался «Инновационный практикум». Там я учил студентов делать проекты (от разработки до презентации), задавать правильные вопросы, приглашал разных лекторов типа Ильи Сегаловича. Студенты слушали их, открыв рот…

Успешная история из моего преподавательского опыта — благотворительный проект 1minute (1minute.ru), «Одна минута на добро». На момент, когда я уходил, он активно набирал обороты: туда пришли талантливые ребята, мы собрали более 900 подарков для детских домов к Новому году…

— А какие вопросы «правильные» при работе над стартапом?

— Это будет звучать банально, но, во-первых, ты должен понимать, кто твой пользователь. Желательно, чтобы это был не весь мир, потому что в этом случае ты ничего про него не знаешь. Нужно выбрать конкретного. А во-вторых, нужно понимать, какую фундаментальную проблему ты решаешь. Многие стартапы пытаются менять рынок под себя: «У меня есть суперидея! Сейчас я все быстренько тут поменяю…» Если ты не решаешь фундаментальную проблему рынка, ты его не поменяешь.

— Основатель WhatsApp в своем интервью сказал, что большинство идей для стартапов — глупые. Ты тоже так считаешь? И что, по-твоему, отличает хорошую идею?

— Честно говоря, их идея тоже не слишком умная. Правда в том, что даже если тебе кажется, что идея глупая, это не значит, что она не будет работать. Глупую идею от неглупой отличает команда, которая ее реализует. С хорошей командой, отрабатывая на живых пользователях разные версии, ты можешь прийти к какой-то просто гениальной идее. Именно поэтому первоначальные идеи часто сильно мутируют.

Не бывает гениальных стартапов. Это миф, навязанный компаниями-выскочками типа Facebook. И стартаперы — не особенные люди. Это скорее степень смелости. Ну, или безбашенности. Они готовы сказать: ну да, может быть, что через три месяца у меня не будет зарплаты… что ж, как-нибудь выкрутимся. И очень мало кто способен психологически себя на такое подтолкнуть.

А вообще, стартап — это очень предсказуемая штука. Я знаю, как сделать успешный стартап. Но надо сесть и сделать. И это самое сложное. Люди часто срываются раньше времени, не доверяют себе, недостаточно умны, чтобы понять, где ошибаются, или слишком сильно верят в свою идею и не видят, что она бесперспективная. И я не исключение.

— После нескольких так и не заработавших стартапов ты устроился в «Яндекс». Легко было уходить на наемный труд?

— В какой-то момент я понял, что времени на все не хватает. Последние месяцы был огромный стресс, деньги закончились. Я решил пойти их зарабатывать (за жилье-то надо платить), а заодно перевести дух. Уже тогда был в огромных долгах. И думал, что все, кошмар, все развалилось… Но так всегда в стартапах — вечные качели. И поскольку я общался с Сегаловичем, то решил, что если есть хорошая русская IT-компания, зачем идти в Google? Опять же, когда ты стартапер, у тебя нет валидации рынка труда, тебя же никто не оценивал со стороны. И очень важно было лично для себя понять, кто я есть и что могу. Очень много скепсиса у людей, когда приходишь и говоришь: «Я делал три стартапа». Ну и все думают: «О, бездельник! Смузи пьет, стартапы делает. Хипстер!»

С позицией мне повезло, я попал в самое ядро поиска, занимался его инфраструктурой: это кластеры, тысячи серверов, десятки петабайтов данных, где хранится поисковая база, где ее обрабатывают… Я тогда ничего про это не знал, так что было очень тяжело и интересно. Я был техническим менеджером. А программисты очень ревностно к таким специалистам относятся: пришел тут непонятно кто и будет рассказывать, куда нам нашу систему двигать!… И это был стресс, потому что «Яндекс» — это такой большой «детский сад» для одаренных «детей», которые не вырастают, они капризные. Пришлось им доказывать, что я что-то умею, программировать, задавать какие-то адекватные вопросы…

— Сейчас опять делаешь новый проект?

— Да. Я решил, что достаточно отдохнул и можно идти дальше. Новый проект называется Mercaux. Работаю над ним с февраля, делаю себе антрепренерскую визу и собираюсь уезжать в Лондон.

Идея проста… Сейчас время, когда онлайн начал возвращаться в офлайн. В фэшн-сфере через офлайн-магазины по-прежнему продается около 80% вещей. При этом с точки зрения технологий данные магазины практически не менялись. Наша идея — принести онлайн-технологии в офлайн-юзер-экспириенс.

Когда в магазине вам что-то приглянулось, вы спрашиваете, есть ли в наличии ваш размер. Девушка говорит: «Сейчас пойду посмотрю». И уходит. Коэффициент конверсии в такой ситуации существенно снижается. Очень немногие дожидаются возвращения девушки: нет времени, позвонили — отвлекся, устал — ушел. Второе: когда ты приходишь в магазин, ты ищешь стилиста. Ты хочешь, чтобы тебе что-то порекомендовали. Средний срок работы продавца в таком масс-маркет — четыре месяца. Плюс пришла Zara, которая существенно изменила рынок ритейла тем, что начала делать частые поставки — раз в неделю или две. И тут — всё! Продавцы вообще не помнят, что у них есть, чего нет…

Что придумали мы: продавцы получают в руки iPad — персональный помощник, который висит у них через плечо. Просканировав штрих-код вещи, они могут сказать покупателю, есть ли в наличии нужный размер, предложить альтернативу, если продукта нет, или дать рекомендации, если он есть, и даже показать целые «луки» — то есть собранные профессиональными стилистами образы.

У нас хорошие показатели, уже есть одно большое внедрение и новые клиенты. Я — СТО, отвечаю за разработку продукта, больше занимаюсь технической частью.

— Под лозунгом «Мы меняем мир к лучшему!» делается бóльшая часть стартапов. Так ли необходима великая миссия?

— Все зависит от места. Чем отличается западное побережье Штатов от восточного? В Сан-Франциско все ходят с ощущением собственной миссии. Они сейчас изменят мир, и все будет хорошо. В Нью-Йорке же чаще говорят: «Миссию свою можешь засунуть сам знаешь куда! У нас есть четкие KPI, такой-то бизнес. Ты прирост сколько даешь? 3%? Молодец, давай работай!»

Иногда миссия — это хорошо и полезно. Но мне кажется, мысль об изменении мира чаще вредит стартапам: их создатели начинают думать, что особенные и сделают сейчас что-то супервеликое. За этим, как правило, следует горькое разочарование. Поэтому доля цинизма должна быть обязательно.

— А ты для чего делаешь? Ради 3%?

— (Смеется.) Нет, мы даем больше — от 8 до 11%. Но на самом деле мне не нравятся темпы, с которыми делаются продукты в больших корпорациях. Супермиссии нет. Я не Илон Маск. Я мыслю другими категориями. Я люблю, когда в совсем не технологичную сферу приходят технологии и облегчают всем жизнь. Я получаю кайф от того, что делаю продукт. Вижу, как им пользуются и радуются, получают от него прибыль. Я удивляюсь: это же простая штука! Подумаешь, дал продавцам сканер, чтобы смотреть остатки! Красивая простая идея, красивый простой продукт, интересная сфера, где почти не было технологий. Меня это «драйвит».

— Что связывает тебя сейчас с Беларусью?

— Мама там живет, брат… Паспорт. Это хорошее гражданство. На таможне, когда видят русский паспорт, относятся гораздо хуже. При въезде в Швейцарию меня как родного принимали. Говорю сотруднице таможни — «Weissrussland!», а она мне — «О! Правда? Я никогда не видела паспорт Беларуси». Сидела, рассматривала его.

— Как бы ты оценил ситуацию в Беларуси в области IT?

— Все, что касается образования программистов в Беларуси, — это замечательно. Но есть один существенный минус — «заточка» программистов под олимпиадные задания. Такие специалисты плохо приспособлены к жизни. Сложных алгоритмических задач в мире не так много. Нужно уметь решать рутинные задачи, причем быстро и элегантно. А они такие — наркоманы задач. Приходят на работу и говорят: дай мне задачу, дай! И решают. А ты говоришь, что надо прооптимизировать, и тут они уже начинают скучать. Но это не отменяет того, что в Беларуси сейчас с образованием в IT стало очень хорошо. И возникают классные IT-компании, и пишутся талантливые вещи. Единственное, зарплаты стали к московским подбираться. Я думал сделать офис разработчиков Mercaux в Минске. Был бы повод маму повидать, в командировку съездить. Теперь вот не знаю…

— Я знаю, ты не любишь Москву. Почему?

— В России я себя не чувствую в безопасности. Особенно в Москве. Здесь все очень непредсказуемо. Я постоянно чувствую, что может произойти что-то нехорошее. Даже гражданство не менял — не хочу быть привязанным к этой стране. Здесь можно 10 лет строить бизнес, а потом в один прекрасный день ты кому-то не понравишься — и все.

Есть люди, которые политически и социально активны. Юношеский максимализм, все дела. И я таким был. Но в какой-то момент я понял, что в этом деле не профессионал. А политика — это специальная профессия, пусть ею занимаются специально обученные люди. Если я вижу, что система построена таким образом, что профессионалы туда не приходят, то что забыл там я?

Возможно, я и в Лондоне не найду того, что ищу, — поеду в четвертое место. Пока не найду такое, где система будет работать, не будет меня раздражать и заставлять в нее погружаться. Я плачу много налогов, чтобы оно работало само. Оно не работает. Значит, как бы цинично это ни звучало, я трачу деньги зря.

— Ты думаешь, такое место, где система работает идеально, есть?

— Нет, такого места нет, где-то система работает лучше, где-то хуже. Я уехал, потому что сначала мне хотелось лучшего образования, сейчас — бизнес-среды и IT-сообщества. Я люблю Родину, но пока лучше самореализоваться получается за ее пределами. А уже оттуда можно попытаться сделать что-то полезное и для Беларуси.

Читайте также:

• Молодые «айтишники» начали с Counter-Strike и пришли к инвестициям в сотни тысяч долларов
• Юрий Гурский о социальном капитале, проблемах в IT и тупых идеях
• Дмитрий Мацкевич: сегодня ты можешь быть супергероем, а через неделю — банкротом

Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by