В апреле Тейн Лайман отметит важное событие: пять лет жизни в Минске. Пока белорусы участвуют в розыгрышах грин-карты и потом думают, что с ней делать, американцу предложили работу в Беларуси — и он (глянув на карте, где это) согласился. Суровый допрос таможенников в аэропорту почти забылся, и теперь у Тейна сплошной позитив от страны. Лайман — директор студии разработки World of Tanks Blitz в минском офисе Wargaming. Он любит гулять по Зыбицкой, хвалит общественный транспорт и удивляется, что при покупке блендера в ЦУМе ему дали больше бумаг, чем в США выдают при покупке машины, а то и дома.
— Тейн, у вас ирландские корни, но родились вы в США, верно?
— Я родился в Чикаго, потом поступил в колледж в маленьком городке в штате Айова с населением около 10 тыс. человек, а в самом колледже было порядка 1200 учеников. Дальше я учился в юридической школе Лос-Анджелеса. Я просто знал, что хочу там жить: мне нравится музыка, хотелось вращаться в этой тусовке. К тому времени с меня хватило холодных зим, так что перебраться в Лос-Анджелес было классной идеей, как ни посмотри.
Моей первой работой после юридической школы стала Capitol Records. Помню, сижу я в своем офисе на одиннадцатом этаже, смотрю в окно и вижу знаменитую надпись Hollywood. И у меня странное чувство: «Черт, да мне только 24, а я уже здесь. Как это возможно?» Ну, если кратко: чуточку удачи, чуточку возможностей и много работы.
Затем я перебрался в Activision и работал там 17 лет. Вместо чисто юридической работы я стал заниматься созданием гринлайт-процесса в компании, а потом продакшеном — работал над Call of Duty, Destiny. В общем, я приложил руку как ко всемирно известным играм, так и к тем, о которых никто никогда не слышал.
— Ваша любимая часть Call of Duty?
— Мне очень сложно оценивать их с позиции игрока. Я работал над серией 10 лет, и с каждой частью связаны какие-то истории, периоды моей жизни. Но мне особенно нравилось работать с ребятами из Treyarch (одна из студий по разработке Call of Duty. — Прим. Onliner), а больше всего запомнилось создание первой Black Ops.
Забавный момент: когда меня пригласили на работу в компанию Wargaming, я был очень вдохновлен перспективой. Похожий на Вторую мировую сеттинг, экшен для компьютеров, задача сделать проект масштабнее, интереснее для широкой аудитории — это то, чем я занимался в Activision и ради чего после 25 лет жизни в Лос-Анджелесе переехал в Сан-Франциско. Я почувствовал, будто мне дали второй шанс сделать то, что я научился делать хорошо.
— Как выглядит повседневная жизнь в Лос-Анджелесе?
— Лос-Анджелес располагает к спокойствию. Тепло, никто никуда не торопится, атмосфера будто пляжная, сам пляж тоже есть. Про Лос-Анджелес часто говорят, что это бездушный город. Но это не так! Просто чаще всего первое впечатление создают блестящий, яркий Беверли-Хиллз и голливудские сцены, где вы действительно можете встретить людей, которые, так скажем, носят маски и снимают их или начинают тобой интересоваться, только если ты можешь быть им чем-то полезен, дружбой это не назовешь. Думаю, так во многих мегаполисах. Но, уверяю вас, в Лос-Анджелесе и других больших городах есть множество очень хороший людей.
Мне очень нравится наблюдать за тем, как неловко и удивительно человек переходит от стадии «Они все неискренние» до «Я люблю этот город!». Вместе с прилегающими регионами там живет около 20 млн человек. Потрясающий город, мне очень нравилось жить в нем. Просто, как и везде, у него свои плюсы и минусы. К примеру, океан.
Представь: я каждый день ездил на работу по хайвею вдоль побережья. Потрясающе ведь, что может быть лучше?
А сам Лос-Анджелес — это настоящие каменные джунгли. Здесь все время ремонтируют дороги из-за потока трафика. Постоянные пробки — главная для меня проблема в Лос-Анджелесе. Мой друг живет на восточном конце города, а я — на западном. Если мы, к примеру, хотим съездить куда-нибудь на выходных, то понимаем, что только в одну сторону добираться два с половиной часа. Причем это всего в районе 8 километров. И пока я не переехал в Минск, мне казалось, что так и должно быть. Мне очень смешно слушать рассказы о пробках в вашем городе.
Вот минчане часто говорят, что их город — самый ужасный. Полагаю, они говорят так лишь потому, что больше нигде не жили. Да отличный же город, что вам не нравится?
Минск безопасный, красивый, чистый — вот серьезно, я никогда не был в более чистом городе, чем Минск.
— А чем так опасен Лос-Анджелес?
— У меня было несколько ситуаций, когда я ночью возвращался домой и понимал: если сейчас машина сломается, мне конец. Просто оказался не в то время не в том районе — и все. Есть друзья, которым угрожали оружием или грабили, такие вещи случаются. В городе довольно много убийств и высокий уровень преступности.
В Минске я ни разу не почувствовал, что моя жизнь под угрозой. А в Лос-Анджелесе такое случалось.
— Может, расскажете какой-то конкретный эпизод?
— Самое жуткое, что вспомню, — случай с моим приятелем. Он жил в Голливуде, и на него напали с молотком, ударили по голове. Потом забрали деньги и оставили прямо на улице. Самое удивительное — благодаря этому случаю друг остался жив: врачи нашли у него в мозгу опухоль и провели лечение. Но такие истории с ограблениями там случаются.
В 1992-м, когда я учился в юридическом колледже, в городе случились большие беспорядки: тогда четверо полицейских во время задержания избили парня по имени Родни Кинг. Полицейских признали невиновными, и город очень бурно отреагировал на это. Примерно на неделю в Лос-Анджелесе все остановилось, даже вызывали службы национальной безопасности и армию помогать устанавливать порядок. Везде были солдаты. Мне нужно было готовиться к экзаменам за семестр, но вместо этого мы с однокурсниками сидели и наблюдали за происходящим по телевизору.
Если ты реально богат, Лос-Анджелес, конечно, шикарное место для жизни. Впрочем, любой город будет шикарным, если у тебя много денег. Если денег у тебя не много, жить в Лос-Анджелесе однозначно будет тяжело: высокая арендная плата и в целом стоимость жизни. Опять же преступность.
В Минске можно найти съемную квартиру за $300. И ты живешь в приятном доме, где не нужно бояться соседей, а когда выйдешь в магазин, то тебя не пристрелят. В Лос-Анджелесе даже если найдешь жилье за три сотни, жить там ты не захочешь.
Понимаешь, все любят говорить о том, в каком плохом месте они живут. Есть хорошая пословица про траву, которая зеленее у соседа. И я часто наблюдаю это здесь. Минчане часто говорят: «Ох, это ужасное место». — «А ты был где-нибудь еще?» — «Нет». — «Тогда почему ты так думаешь?» — «Просто посмотри вокруг!» А в Америке запросто можно услышать похожую беседу, только наоборот: «Это лучшее место!» — «А ты был где-нибудь еще?» — «Нет». — «Тогда откуда ты это знаешь?» — «Да просто посмотри вокруг!» И конечно, оба неправы.
— Рядовой вопрос, но все же: вот вы приехали в Минск — каково ваше первое впечатление?
— Когда мне впервые предложили поехать в Минск, я про себя подумал: «М-м-м, что такое Минск?» Но для понимания: большинство американцев даже под дулом пистолета не покажут на карте все 50 штатов. Поэтому не надо удивляться, что другие страны мы тоже знаем плохо, особенно Восточную Европу.
Название «Минск» я слышал только в фильме «Миссия невыполнима» — место казалось экзотическим, незнакомым, где есть много плохих парней, которые могут убить тебя сотней способов. Женщины, кстати, тоже могут. Ну, все эти стереотипы из голливудских фильмов.
Когда я впервые прилетел в Минск, признаю, в аэропорту мне пришлось непросто. Это было пять лет назад, сейчас все уже по-другому. Тогда мне нужно было получать визу прямо в аэропорту. Чтобы оплатить ее, я протягиваю $20, парень смотрит на мою двадцатку и отказывается ее принимать: видимо, она недостаточно красивая. Все было как-то слишком неприветливо. Ну и еще кошмарный джетлаг: весь полет с пересадками занимает около 24 часов. Я очень устал и хотел спать, но мне еще предстояло пройти все эти визовые процедуры.
А потом еще паспортный контроль, где меня грозно спрашивают: «Почему вы здесь?» И у меня первая мысль: «Да я и сам не знаю. Пожалуй, полечу обратно».
Сейчас я рассказываю эту историю всем, кто впервые приезжает в Минск, и даю совет: не поддавайтесь первому впечатлению и не формируйте на его основании мнение обо всем городе и людях! Когда ты погуляешь по его улицам, посетишь рестораны, посмотришь на людей, впечатление будет совсем другое, и оно крутое! Единственный раз, когда меня спросили, что я здесь делаю, в какой-то слегка враждебной манере, был тогда на паспортном контроле. Все остальные спрашивают скорее с любопытством и ожидают услышать отличную историю. В целом люди очень приветливые, дружелюбные и открытые.
— Каково тут живется без знания русского языка?
— (Говорит на русском. — Прим. Onliner.) Сейчас я могу говорить по-русски немного. Я понимаю лучше, чем говорю, и обычно я говорю как… м-м-м… лошадь, а не как человек. (Снова переходит на английский. — Прим. Onliner.) В общем, три года изучения русского прошли вот так (смеется. — Прим. Onliner).
Сначала я все воспринимал как приключение: так, я иду в магазин за продуктами — это будет интересно! Но обычно все оказывалось лучше, чем я предполагал. Даже если не учить язык, со временем все равно запоминаешь какие-то ходовые фразы. Сейчас я могу сделать заказ в ресторане на русском языке, спросить дорогу, поддерживать беседу (снова на русском. — Прим. Onliner), если немного медленно говорить.
На работе бывает интересно: я говорю с коллегой на английском, он отвечает мне на русском — и мы отлично понимаем друг друга. Со стороны это, наверное, выглядит странно.
— Вспомните какие-нибудь неловкие ситуации, в которые попадали из-за особенностей языка, культуры?
— Да, ситуации встречались, но они происходили как раз из-за совокупности языка и культурных особенностей.
Помню, мне нужно было купить, кажется, блендер, ну, или что-то такое для кухни. Я поехал в ЦУМ. Общаться с продавцами пришлось через Google Translate, но мы справились: они поняли, что мне нужно, объяснили особенности моделей. Я скорее сталкиваюсь с культурными различиями, чем с трудностями из-за языкового барьера. Например, когда дошло до момента оплаты, случилось то, чего я раньше никогда не видел: появилась целая гора каких-то бумаг, и на каждом листе ставили по несколько штампов.
Я такой: «Слушайте, это же просто блендер — в нем что, ядерный реактор установлен? Зачем столько документов? Или у вас есть Национальное управление по контролю за кухонным оборудованием, где мне нужно поставить его на учет?»
Тогда мелькнула мысль, что ваши фирмы по производству печатей — самые могущественные организации страны. Реально, штампы просто повсюду. Блендер обошелся мне где-то в 40 рублей, и мне кажется, что половина стоимости ушла на печати и бумагу.
В целом это кажется мне интересным, ведь так везде: в Чикаго, Сан-Франциско или Лос-Анджелесе — где бы ты ни жил, ты принимаешь все хорошее в твоем городе как должное, не замечаешь этого, а приезжих это будет очень впечатлять. Спроси любого парижанина, что он думает про Эйфелеву башню, и человек скажет, что она уже достала, вокруг нее вечно толпы туристов. А приезжие считают, что просто обязаны увидеть ее вживую. То же самое здесь: вас какие-то вещи раздражают, а мне они кажутся интересными.
— Почему, на ваш взгляд, у белорусов есть привычка в негативном свете говорить о своем городе, стране?
— Я заметил, что у белорусов страсть к перфекционизму во всем, что вы видите и делаете. Вот на работе я постоянно общаюсь с сотрудниками. Если что-то сделано «просто хорошо», то человек не успокоится, пока не доведет до идеала. У него «хорошо» воспринимается как «ужасно, я не справился». И такой же подход я вижу у вас во всем.
— Есть мнение, что из Минска еще не выветрился «советский дух»: он проявляется в архитектуре, общей атмосфере города. Вы его чувствуете?
— Я нахожу этот разрыв между поколениями людей очень интересным. Люди постарше выросли в советское время, и их мышление, образ жизни сильно отличаются от подхода молодежи. Но это касается и меня: скажи мне кто в мои 15, что я буду жить в Минске и учить русский язык, буду дружить с местными, — да тогда это казалось абсолютно невозможным, такое даже представить было нельзя.
И здесь же есть молодежь, которая уже выросла в Беларуси, и для них СССР не реальнее Санта-Клауса. Это просто часть прошлого, с которым они никак не связаны. Их ментальность здорово отличается.
Это как в США в 1950-е все носили шляпы и костюмы, а в 1960-е наступила эра хиппи. Вот здесь я вижу такой же культурный разрыв.
— А вы были в Украине и России?
— Да, конечно.
— Как эти страны отличаются друг от друга и от Беларуси в понимании иностранца? Часто люди из далеких стран вообще считают, что все это — одна страна.
— О да, ты прав. Скоро будет пять лет, как я начал работать в Wargaming, и четыре года, как я живу в Минске, а американские друзья у меня до сих пор спрашивают: «Ну что, как там в России?» Я не знаю, Россия — это по соседству. Если хотите, могу съездить и посмотреть, потом расскажу. Через полгода опять: «Так что, ты учишь русский?» — «Да». — «Ну, так ты в России живешь?» — «Нет, в Беларуси». — «Но… учишь русский? Значит, это Россия?» — «Слушай, а на каком языке мы сейчас говорим?» — «На английском». — «А мы в Англии сейчас?» — «Окей, я понял».
Нужно понимать: есть Москва, а есть остальная Россия. Москва во многом похожа на Нью-Йорк: город, который никогда не спит, и все такое — это справедливо для обоих мегаполисов.
Причем что я заметил: если спросишь жителя Нью-Йорка, откуда он, человек не скажет «Я из Америки». Он обязательно скажет «Я из Нью-Йорка». И с Москвой тоже так: он не скажет «Я из России» — только «Я из Москвы». И в этом своеобразный вопрос — «А как можно жить где-то еще?».
Например, IT-сообщество в США я могу сравнить с джазом: если что-то одно не работает — окей, попробуем другое, вдруг получится? И будем искать, пока что-то не заработает. А IT в Беларуси — классическая музыка: строго составленные ноты, все продумано, к началу игры все должно быть идеально отрепетировано. Подходы очень разные. Москва в этом плане ближе к джазу.
А в Украине другая атмосфера. По Киеву видно, что у города огромная история: старые здания потрясающи, но… многие в скверном состоянии. При этом у людей неукротимый дух: мол, да, сейчас не лучшие времена, но нас это не сломает. Это и интересно — отмечать различия. Но я пока не на том уровне, чтобы начать замечать разницу в акцентах, очевидную, скорее всего, для вас. Например, люди часто спрашивают меня, англичанин ли я, для них акцент не очевиден. А многие британцы посчитали бы это оскорблением.
— В Минске не особо много событий. Как вы проводите свободное время?
— Это же город с 2 млн жителей: куча ресторанов, баров, музеев, выставок. Мне здесь особенно нравится в теплое время, сразу вспоминаю студенческие годы в Айове. Только солнце пригрело — сразу иду на Зыбицкую. Там в ночь с пятницы на субботу тусовка не прекращается. Будто после концерта все собрались на парковке, включили музыку в машинах, никому не хочется ехать домой, и ты постоянно встречаешь каких-то знакомых. В таком месте ты становишься приятелем для всех, и они для тебя — тоже. Я обычно захожу в несколько баров, ресторанов, там встречаю кого-нибудь.
В теплое время просто погулять по набережной в центре города — это уже очень круто. И я заметил, что место становится родным, когда у тебя появляется здесь что-то любимое: бар, блюдо, не суть. Когда хочется прийти в конкретный ресторан и заказать конкретный бургер, когда у тебя появляются здесь друзья, с которыми ты хочешь провести вместе время, — вот тогда я понимаю, что место для меня уже не чужое. Мне здесь нескучно. В то же время я понимаю, что это не Москва и не Нью-Йорк, но у тебя нет и тех проблем, которые есть в любом городе с населением около 20 млн человек.
— Что за они?
— Во-первых, преступность. Где бы ты ни оказался и сколько бокалов бы ни выпил, у тебя нет страха, что ты не попадешь домой, что что-то случится. Во-вторых, здесь машина не нужна: нормальное расписание транспорта, он дешевый и чистый — нет такого, что заходишь в транспорт и думаешь: «Ну нет, я на это сиденье не сяду». Зайдешь в автобус в Лос-Анджелесе — сразу поймешь, что я имею в виду. В-третьих, проблемы доехать куда-то вообще нет.
Если вы пять минут стоите в потоке в центре города в час пик, это никакая не пробка. Вы даже не представляете, что творится в Нью-Йорке в такое время.
— Какие три вещи больше всего удивили в Минске? С хорошей или плохой стороны.
— Понимаю, что это очень банально, но первое — это люди. Ну вот, все сразу смеются, когда я так говорю, и ты сейчас тоже. Белорусы обычно сразу возражают: «Да не, ты что, мы не такие!» Ладно вам уже! Вы много работаете, у вас много людей с высшим образованием, особенно в сферах, которые касаются технологий, инженерии, точных наук. В любой американской компании много инженеров приехали из других стран. А американцы обычно поступают в бизнес-школы, учатся предпринимательству. И они, скорее всего, будут продавать то, что изобретут белорусы (смеется. — Прим. Onliner).
Второе — знаю, прозвучит странно, но до Минска я никогда не пробовал грузинскую еду. В Америке знают только штат Джорджия (на английском «Грузия» и «Джорджия» звучат одинаково. — Прим. Onliner). Хинкали — это потрясающе.
Мне очень нравится белорусская кухня. Она похожа на ту, что была в мое детство в Чикаго: много мяса, много картошки, пища очень тяжелая — видимо, чтобы зиму пережить.
Третье — музыка. Я большой фанат классического рока, метала и всего в таком духе. Мне очень нравятся концерты в TNT, «Клевере» — там группы играют с такой страстью, реально выкладываются. Какими бы разными ни были люди, когда им нравится одна музыка, это сближает.
— А белорусские группы знаете?
— Да, но, к сожалению, мне сложно произнести их названия. Впервые я услышал «Тры чарапахі» группы N.R.M. Только это не они играли, а просто уличный музыкант на Зыбицкой — и вокруг него стояла большая толпа, все хором пели. Меня это впечатлило. Я нашел эту песню, и теперь она мне очень нравится. Я несколько раз ходил на концерт Nizkiz. В прошлом году посетил «А-фест» и «Рок за Бобров»— очень понравилось.
— Раз музыку белорусскую слушаете, может, и сказать что-то на белорусском получится?
— О, меня пытаются научить белорусским словам каждую пятницу и субботу (смеется. — Прим. Onliner). Все такие: «Слушай, раз учишь русский, так давай и белорусский заодно». Но, ребята, надо по очереди. Сначала русский освою, а дальше подумаю над белорусским.
— На ваш взгляд, есть ли в этом упущение? На белорусском в стране практически не говорят.
— Это сложно. Я не знаю. Для меня удивительно было узнать, что у вас есть свой язык, который имеет давнюю историю. Это напомнило мне ситуацию с древней латынью: язык есть, но его почти не используют. Я знаком с людьми, которые четко убеждены: «Мы в Беларуси, мы должны говорить на своем языке». И это в основном молодежь. Я понимаю и очень уважаю такую позицию. Но давай признаем: как язык для делового общения русский намного ценнее — лишь потому, что ты можешь коммуницировать с бо́льшим числом людей.
У нас ситуация другая: мы все американцы, но мы польские американцы, турецкие американцы, ирландские американцы, африканские американцы. И многие до сих пор ценят традиции культур тех стран и регионов, откуда их предки переехали в Америку. Это то, что делает нас уникальными. Я думаю, что белорусы тоже могут гордиться своим происхождением и культурой.
Читайте также:
Библиотека Onliner: лучшие материалы и циклы статей
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by