Начальник авиации МЧС Республики Беларусь Тадеуш Курсевич говорит, что за треть века ни разу не пожалел о выборе профессии: еще будучи десантником в армии понял, что без неба не может, и после дембеля поступил в Высшее военное авиационное училище на пилота вертолета. С 1990 года летчик практически каждый день ищет пропавших людей, патрулирует местность, перевозит донорские органы и тушит огонь: к примеру, на днях Тадеуш участвовал в ликвидации крупных лесных пожаров.
Onliner отправился на аэродром государственного авиационного аварийно-спасательного учреждения «Авиация» МЧС Республики Беларусь и выяснил, где в Минске можно посадить вертолет, сколько времени после тревоги дается на вылет и чем пожар в хвойном лесу отличается от возгорания в березовом.
— Почему учились на вертолетчика? Самолеты не нравятся?
— Нравятся, но полет вертолета и самолета — это немножко разное. Самолет, как правило, это взлет, полет на больших эшелонах и посадка. А вертолет ближе к земле. Это интереснее, это ощущение реальности, скорости, препятствий. У нас по программе подготовки есть полет на предельно малых высотах, с учетом огибания рельефа местности: используем складки, просеки лесные. Представьте полет на высоте 15 метров от земли на скорости 230—250 км/ч. Адреналина достаточно.
— С какой максимальной скоростью летали?
— Крейсерская скорость Ми-8Т — 220—230 км/ч, максимально он летает 250 км/ч. Но можно и до 280 км/ч разогнаться на пикировании. Все от задания зависит: где-то достаточно 80 км/ч, а где-то нужно 150 км/ч лететь.
— Как МЧС использует вертолеты? Вы же не только пожары тушите.
— Сегодняшняя наша задача — дежурство по чрезвычайным ситуациям. Если где-то что-то случится — или в Беларуси, или за пределами страны, — экипажи готовы вылететь к месту происшествия. Можем доставить тяжелую технику, спасателей, продовольствие, гуманитарную помощь. Такое уже случалось: мы летали на двух Ми-8 в Сербию, когда там наводнение было.
Кроме этого у нас есть дежурства по поиску и спасению. Любое воздушное судно, которое пролетает над страной, должно быть обеспечено помощью, если терпит бедствие. То есть при необходимости мы должны найти место посадки, организовать спасательную операцию. Этим занимается СПДГ — спасательная парашютно-десантная группа. У них всегда 30-минутная готовность.
Далее есть лесо-авиационная охрана — в Беларуси ведь порядка 9,5 миллиона гектаров леса. Если пожар переходит на верховой — то есть не кустарник горит, а деревья, как свечи, полыхают, — то нужна помощь авиации. Ми-8 поднимает в «Бамби-бакете» до 3 тонн воды, а Ми-26 — до 15. Это очень быстро происходит — примерно как ведро воды из колодца набрать. Полоса слива, в зависимости от скорости и высоты, получается около 200 метров длиной и 50 шириной.
И еще мы занимаемся медицинским обеспечением: выполняем санитарные рейсы, доставляем донорские органы. В общем, да, мы не только пожары тушим.
— Вы получили сообщение о пожаре: нужно срочно вылетать и тушить. Сколько времени пройдет, прежде чем вертолет поднимется в воздух?
— У нас три степени готовности. Третья степень — экипаж сидит по домам, но в любой момент его могут поднять по тревоге. В таком режиме с момента поступления вызова до взлета вертолета должно пройти не более полутора часов. Вторая готовность — экипаж 24 часа находится на аэродроме. Конечно, есть комната отдыха, можно поспать и поесть. Здесь уже на подготовку к вылету отводится 30 минут.
Первая готовность — 10 минут, то есть вертолет уже подготовлен к запуску и вылету. Но задача может ставиться и после взлета, по рации — сперва просто скажут направление. Если говорим именно о вылете на тушение пожара, то дается 12 минут — это с момента отдыха до взлета.
— Высотные здания вертолетом тушить можно?
— Все зависит от пожара. Леса тушить — да, есть обученные и действительно отлично подготовленные специалисты с большим опытом работы: мы около 10 лет тушим пожары авиацией, были в Греции, Турции. Турки, например, остались очень довольны нами.
Что касается высотных зданий, то авиацию применять можно. Но каждый случай индивидуален. При сильном задымлении вертолет может не зайти туда или будут другие факторы — допустим, люди в здании. Если очаг пожара крупный, то использовать авиацию допустимо точечно, проходя с зависанием на небольшой скорости.
— В вашей практике такое было?
— В Беларуси нет, но мы вертолетами тушили завод в Турции и яхты в море. Доставить на море пожарную команду сложно: несмотря на то что есть катера, вертолет быстрее. Когда горит яхта, то практически все время висишь над ней — воду ведь здесь же берешь, из моря, и сразу сливаешь. Огонь сверху сбивается, но с трюмом сложнее — тут уже надо много воды лить. Наверное, с высотными зданиями так же. Хотя от Ми-26 с его 15 тоннами воды эффект точно будет.
— Одна из самых громких новостей месяца — пожар в Нотр-Даме. На ваш взгляд, был ли смысл в тушении собора с вертолетов?
— Сложно сказать. Там тоже специалисты работали, и они знали, как правильно делать. К тому же Нотр-Дам горел ночью, а в такое время почти невозможно при тушении пожара использовать авиацию — это очень опасно.
Думаю, с вертолетами типа Ми-26 можно было бы попробовать. Высоту взять побольше, с зависанием и небольшим проталкиванием, чтобы вода на крышу именно попала — наверное, да, можно было бы сливать. Именно в то место, где большой очаг был. Но повторюсь, одна из самых больших сложностей здесь — ночное время.
— Как вы определяете, в какой именно точке необходимо зависнуть, чтобы вода попала куда нужно?
— Сам командир воздушного судна точку сброса практически не видит — только момент захода на нее. Далее он выполняет команды бортинженера и штурмана. Бортинженер смотрит или в открытую дверь, или высунув голову из блистера [сдвижное стекло по обеим сторонам кабины вертолета. — Прим. Onliner] — и подсказывает направление: допустим, «два метра вправо, пятьдесят метров до точки». И командир начинает гасить скорость, потому как знает, что уже подходит к цели.
— Какой лес сложнее тушить: хвойный, березовый? Разница вообще есть?
— Сложнее тот, где есть торф. В Беларуси много лесов с мягким настилом: его вроде поливаешь, огонь прекращается, а потом поднимается ветер — и с земли снова начинает идти пламя. Когда почва глинистая, как в горах бывает, нужно сбрасывать воду чуть выше по склону от очага пожара: вода не впитывается в землю, а скатывается и все сбивает.
Если говорить о типе леса, то березовый хоть и меньше горит, но очень сильно дымит. Дым — значит, сразу плохая видимость, то есть сложно попасть точно. Ветер же относит его: иногда кажется, что пожар в одном месте, а огонь совсем не здесь, из-за кроны деревьев этого не видишь. Поэтому с хвойными лесами немного проще — они горят обычно очень сильно, здесь хорошо видно пламя. С другой стороны, пожар распространяется быстрее, и температура горения выше — такая, что смола закипает.
— Вертолет зависает прямо над пожаром. Кабина раскаляется?
— Да, жар чувствуется. Но в Беларуси температуры не настолько большие обычно. А Турция, например, сама по себе очень жаркая страна, и плюс тепло от огня добавляется. Сброс воды нужно делать на высоте 5—8 метров от очага пожара — это совсем не высоко. Постоянно запах дыма в кабине, и если летчикам еще не так сильно попадает, то бортинженер, который у открытой двери лежит и наводит командира, ощущает огонь очень сильно — порой брови обгорают. Вообще, тушение пожаров — один из самых опасных видов летной деятельности.
— Где в Минске можно посадить вертолет?
— У нас есть отработанные площадки. Мы и на проспекте отрабатывали учения по санитарной эвакуации, сажали вертолет напротив «Галилео», снимали людей с крыш. Для этого нужна эвакуационная платформа — она может забрать с крыши до десяти человек, когда другой путь для них уже отрезан огнем.
Мы любую стоянку можем использовать, стадионы в черте города. Для посадки и Ми-8, и AS355 площадок хватает. Под Ми-26 [крупнейший в мире серийный транспортный вертолет. — Прим. Onliner] площадок меньше, но они тоже есть. А воду берем прямо из городских водохранилищ — так эффективнее и быстрее.
— Сколько человек в экипаже?
— В Ми-8 три человека, в Ми-26 — шесть. Зачем столько? Командир, второй пилот, штурман, инженер и два оператора. Вертолет сам по себе очень сложный, и операторы нужны при перевозке грузов.
— Вы летаете в любую погоду или есть какие-то ограничения?
— Самые сложные погодные условия — туман. Для авиации это всегда плохо. Когда ливневой снег и сильные обледенения, тоже нежелательно летать. Но если вопрос жизни и смерти — летим, конечно. Есть противообледенительные системы, которые могут справляться с наледью.
На AS355, кстати, такой технологии нет, этот вертолет требует более бережного хранения, а советский Ми-8 можно круглый год держать на открытой стоянке, и ничего ему не будет. Мы летаем и днем и ночью, иногда по нижнему краю облачности — это когда еще не туман, но видимость не больше тысячи метров и край около 50 метров по высоте.
— Считаете, сколько людей спасли?
— Нет, но нам иногда организуют встречи с людьми, для которых мы перевозили донорские органы. Видишь, что они сегодня живы — значит, им оказали какую-то помощь. Сколько их? Мы выполнили уже более восьмидесяти таких рейсов.
— Полет, который больше всего запомнился.
— Знаете, каждый полет очень индивидуален и интересен. Если один вспоминать, то дело было в горном ущелье: солнца не видно, слева и справа стена огня, впереди тоже, внизу пожар. Когда идешь на стену огня — это запоминается на всю жизнь.
Редакция благодарит государственное авиационное аварийно-спасательное учреждение «Авиация»
МЧС Республики Беларусь за помощь в подготовке материала
Читайте также:
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Быстрая связь с редакцией: читайте паблик-чат Onliner и пишите нам в Viber!
Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by