---

Начинал с фортепиано, перешел на кларнет

— Вы учились играть на кларнете — инструменте не самом популярном. Почему выбрали его?

— Довольно сложно вспомнить. Как правило, детей стараются отдать на что-то известное: фортепиано, скрипку, гитару. Но у меня родители — музыканты, и они были в курсе всех существующих инструментов. Думаю, выбрали кларнет, потому что это хорошо для здоровья мальчиков: инструмент духовой, развивает легкие. К тому же игра на духовом инструменте подразумевает, что в дальнейшем ты будешь играть в оркестре. А те же гитара и фортепиано — это не инструменты симфонического оркестра. Возможно, логика родителей была такая: человек в оркестре постоянно выступает, путешествует, есть заработок.

— Получается, инструмент за вас выбрали родители?

— Для профессионального музыкального образования нужно базовое — музыкальная школа. А поступают туда в среднем в возрасте 6 лет. Сами понимаете, ни о каком осознанном выборе речи не идет. Но уже потом я сам делал сознательный выбор в пользу музыкального образования.

На кларнете я начал заниматься не сразу: духовой инструмент предполагает сильную физическую нагрузку. Играть на нем я стал в 11—12 лет. А начинал, как и большинство детей, с фортепиано. Далее перешел на кларнет — мне понравилось, все хорошо получалось. Потом уже самостоятельно решил продолжить обучение в Минском государственном музыкальном колледже имени Глинки, а затем поступил в Белорусскую государственную академию музыки.

— Сколько лет учились суммарно?

— Девять лет в музыкальной школе, четыре года в колледже и пять лет в академии — в сумме получается 18 лет. Из них девять — профессиональное образование.

— Если существует градация, какая у вас ступень владения инструментом? Вас можно назвать топ-музыкантом?

— Наверное, да. В колледже образование будет среднее, в академии — высшее. Градация возможна только в таком ключе. Все зависит от таланта, личных способностей — как и в любой профессии.

Нельзя сказать, что человек, который окончил 3—4 курса академии, играет лучше первокурсника. Иногда бывает и наоборот.

— Человек без способностей к музыке может стать профессиональным музыкантом?

— Думаю, может. В музыке талант очень важен, но музыка — это еще и ремесло. А научить можно любому ремеслу. Да, такой человек никогда не заиграет как изначально одаренный музыкант: не хватает искры. Но выйти на очень приличный уровень можно.

«Не могу сказать, что авторитет учителя потерян»

— Как стали преподавать в школе?

— В академию музыки сразу после школы поступить нельзя, нужно окончить колледж. То есть минимальный возраст студентов — где-то около 19 лет, это довольно зрелые люди, и они не хотят сидеть на шее у мамы с папой. Я во время учебы работал в оркестре и параллельно преподавал блок-флейту в школе. А потом по распределению оказался в духовом оркестре «Немига»: мне хотелось играть, оркестр выглядел более интересным местом, чем школа. Хотя я по-прежнему совмещал. В музыкальной сфере это общепринятая практика: люди часто работают в оркестре и в школе или, например, в нескольких оркестрах.

Я работал в общеобразовательной школе, и там было что-то вроде факультативов по музыке. Критерии оценки менее строгие, и для некоторых родителей так удобнее: не нужно возить из одной школы в другую, здесь ребенок и общее образование получает, и с музыкой знакомится. Возраст детей был разный: я учил от первого до девятого класса.

— Молодой мужчина — учитель музыки — в понимании детей это сочетание неоднозначное. Были проблемы с дисциплиной?

— Может быть, мне везло, но считаю, что дети хорошо относятся к учителям. Да, возможно, не с таким пиететом, как когда учился я. Но и не так, как говорят: мол, дети не уважают учителей. Нет, все очень даже уважительно, субординацию всегда соблюдают. И моя супруга долго работала в школе — тоже все в порядке. Не могу сказать, что авторитет учителя потерян.

— Детям нравились уроки музыки?

— По-разному. Некоторые ходили с интересом, просили что-то показать и рассказать, с ними завязывался контакт. Но были и те, по которым сразу видно: им мама сказала «Будешь ходить на дудку».

— Андре Агасси говорил, что ненавидит теннис: отец с детства заставлял его постоянно играть. Наверняка у многих детей такая ситуация с музыкой: ходят, потому что родители сказали. Допустимо ли это?

— Если родители в состоянии оценить, что у ребенка нет таланта, так делать ни в коем случае нельзя. А если родители исходят из своего опыта и образования, видят, что у ребенка все получается и он может, условно, стать вторым Моцартом, думаю, есть смысл продолжать.

Но я не пропагандирую насилие — просто какое-то наставление для таких детей допускается.

Понятно, что в силу возраста мальчику интереснее пойти поиграть в футбол, чем сидеть и учить гаммы на фортепиано. Но если родители видят потенциал, то усиленный контроль, на мой взгляд, имеет смысл.

Вот взять Моцарта — отец заставлял его играть с 3 лет. И это, пожалуй, перебор. Возможно, в случае с Моцартом даже без принудительных уроков ничего не изменилось бы, и он стал бы великим. Но многие дети просто в силу возраста неусидчивы и не способны на многочасовые занятия.

«С новичками никто не хотел связываться»

— В какой момент заинтересовались IT-сферой?

— Ближе к концу четвертого курса академии. Мне все нравилось, хотелось заниматься музыкой. Я знал, что ждет меня дальше в плане карьеры. И понял, что хочу попробовать себя в чем-то новом — в той сфере, которая будет для меня интереснее нынешней.

Но это не значит, что я разочаровался в музыкальном образовании. Я ничего не бросал, не забирал документы и не уходил «искать себя». Все происходило планово: БГАМ — топовый в Беларуси вуз для музыкантов, и я планировал получить этот диплом, чтобы чувствовать себя увереннее.

— Как выбрали место для учебы «на айтишника»?

— Десять лет назад не было такого количества курсов, как сейчас: многие компании организовывают свои занятия, а потом предлагают трудоустройство. На тот момент ничего подобного и близко не предлагали. Наверное, сейчас я поступил бы иначе и пошел бы на такие курсы. Но тогда такой возможности не было.

Более того, программа училища не предполагала выдачу аттестата зрелости. То есть мы на первом-втором курсе проходили только гуманитарные предметы, без математики и физики. Значит, я не мог поступать в вуз, как выпускники школ. И единственным вариантом для меня была переподготовка в БГУИРе на факультете информационных технологий по специальности «Веб-дизайн и компьютерная графика».

Я еще на пятом курсе начал готовиться: что-то вспоминал из школьных уроков информатики (кроме обычной информатики, у меня вели еще и программирование), изучал что-то новое — и примерно представлял, как будет проходить обучение.

— Работу нашли быстро?

— Сейчас я бы устроился на работу еще в середине обучения. Потребность в специалистах выше, чем была десять лет назад. А тогда все хотели взять людей с опытом в два-три года, связываться с новичками никто не хотел. Даже до собеседований не доходило: мне отказывали еще на этапе просмотра CV.

Именно собеседование было, кажется, одно: я его прошел, как мне вспоминается, вполне успешно, но со мной потом даже никто не связался — обратной связи я так и не получил. Думаю, сейчас и лояльность, и какое-то человеческое отношение к сотрудникам в компаниях сильно улучшилось по сравнению с тем, что было раньше.

В итоге работу я нашел спустя примерно месяц-полтора после получения диплома. И у меня не было абсолютно никаких связей, знакомств в IT, обратиться за рекомендацией было не к кому.

— Получили то, ради чего начинали это все?

— Да. Мне нравится то, чем я занимаюсь. Это творческая работа: кто думает, что программист просто нажимает кнопки и следует спецификации, сильно ошибается.

В плане творчества, на мой взгляд, работа программиста не уступает работе дирижера оркестра или преподавателя.

Что касается педагогического опыта, он мне только пригодился, потому что со временем я начал работать как ментор с молодыми специалистами. А теперь я руковожу группой разработчиков, которые занимаются созданием пользовательских интерфейсов.

— Музыку совсем оставили?

— Совсем оставить ее не получится, потому что у меня супруга — музыкант, поэтому я в контексте происходящего. А практики у меня нет: тот самый кларнет, который был во время учебы, остался, но я на нем не играю.

— Кроме БГУИРа, еще где-то доучивались?

— Нет, и у меня был синдром самозванца: думал, что работающие в IT люди — совсем не те, которые работают в других сферах. Существовал стереотип о бородатых дядьках в растянутых свитерах. Туда приходят люди после мехмата, а я — после консерватории и двух лет обучения на переподготовке. И казалось, что между мной и ними — пропасть. Я, чтобы доказать самому себе, что я не хуже, работал очень много: все уходят домой — я сижу дальше; на выходных люди отдыхают — я что-то читаю по работе. Мне хотелось быть на уровне этих людей. Сейчас я понимаю, что, в принципе, все было не так уж и плохо.

— То есть два года переподготовки дают столько же, сколько и четыре-пять лет профильного обучения?

— Не совсем: я не знал и до сих пор не знаю частных вещей в высшей математике и каких-то других тонкостей. Но в прикладном смысле программирование — это ремесло, как и музыка. Для практических задач очень важно умение обучаться, схватывать на лету и технический бэкграунд. Безусловно, вуз лишним не будет, но и критически необходимым его я не назову.

Но на каком-то проекте могут потребоваться знания, которые не обязательно у вас будут. А если это что-то более приземленное, курсов для старта будет достаточно, чтобы влиться. И дальше все зависит уже от человека.

— Люди удивляются, когда узнают о ваших карьерных переменах?

— Из IT — удивляются. Особенно новые сотрудники: я их поучаю, показываю, как надо делать, и потом выясняется, что у них образование — мехмат БГУ, а у меня — академия музыки. И это довольно забавно. Но в IT никто не привязывается к диплому — гораздо важнее твои опыт, персональные качества, умение решать определенные задачи.

А людей из прошлого окружения мои перемены не особо удивляют: много кто сменил профессию. Несколько человек, которые учились со мной в консерватории, сейчас тоже работают в IT.

— Был момент, когда подумали «Не мое это, хочу обратно к музыке»?

— Ни разу. Хоть мне и казалось, что я какой-то не такой, как все, мне это нравилось: я из-под палки не работал.

И так до сих пор: да, я работаю много, но не по восемь часов в день, а на результат. Не скажу, что я не устаю, — конечно устаю. Но ты приходишь домой с приятной усталостью, понимая, что сделал что-то хорошо.

— Три любимых композитора?

— Сергей Рахманинов, Петр Чайковский и Антонин Дворжак.

Ваша любимая музыка всегда с вами — беспроводные колонки в Каталоге

Читайте также:

• «Работать из офиса или удаленно — личное желание каждого сотрудника». Крупные IT-компании о годе на карантине
• Стартапы белорусов: «Мова прафесіі», помощник мерчандайзера и образовательный EduDo

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onliner без разрешения редакции запрещена. nak@onliner.by