«Гипотетическая» угроза против паники. Инженер-физик рассказал о первых днях после аварии на ЧАЭС
К середине 1986 года в Институте ядерной энергетики АН БССР (ИЯЭ АН БССР), располагавшемся под Минском в поселке Сосны, работало одновременно четыре ядерных реактора: исследовательский реактор тепловой ИРТ-2000, транспортабельная атомная электростанция «Памир» и два экспериментальных ядерных реактора нулевой мощности, так называемые критсборки (критические сборки). Одна критсборка представляла собой прототип реактора АЭС «Памир», а другая — быстро-тепловая критсборка БТС-4 — предназначалась для изучения физики быстрого газового реактора БРИГ-3, проект которого разрабатывался в институте.
Критсборка БТС-4 была уникальной, в Советском Союзе подобных не было. В центральную быструю зону было загружено более 100 кг урана-235, из них более 43 кг металлического урана с 90-процентным обогащением. Удельная плотность металлического урана в 19 раз больше плотности воды, поэтому эти самые 43 кг занимают объем чуть меньше головы младенца. В то же время такого объема хватило бы для изготовления атомной бомбы.
В понедельник утром, 28 апреля, я приехал на служебном автобусе в институт. Работа начиналась в 8:30. На тот день у меня было запланировано проведение исследовательских работ на быстро-тепловой критсборке БТС-4, где я был начальником смены и руководителем научных экспериментов.
Смена начиналась со включения контрольно-измерительной, экспериментальной и технологической аппаратуры, проверки состояния всех систем и измерения радиационной обстановки внутри и вне помещения. В 9 утра я принял доклад дежурного дозиметриста А. Мазаника о том, что радиационная обстановка в норме, и отдал распоряжение о начале работ.
Однако уже в 9:10 мне позвонил начальник смены реактора ИРТ-2000 и спросил, все ли у меня в порядке, не произошла ли у меня авария на реакторе, т. к. они обнаружили повышенный радиационный фон вокруг здания своего реактора. Начальник смены еще одного соседнего реактора «Памир» сообщил, что у них все работает штатно и утечек радиоактивности нет. Я сразу же послал дежурного дозиметриста вновь проверить радиационную обстановку с наружной стороны помещения критсборки, т. к. во внутренних помещениях здания обстановка была нормальной. Доклад дозиметриста не заставил себя долго ждать: радиационный фон снаружи здания оказался повышен в десятки раз. Мои друзья из Госстандарта, из отдела радиационных измерений, подтвердили, что они также наблюдают повышенный радиационный фон на улице.
В воскресенье, 27 апреля, я уже знал об аварии на Чернобыльской АЭС, но связать два этих факта не мог. Дело в том, что в Советском Союзе даже специалисты, работавшие в отрасли, не информировались об авариях. Все было засекречено, а новости и детали передавались при личных контактах. Я многократно слышал от друзей, с которыми учился в МИФИ, о ядерных авариях в Красноярске, Свердловске, Челябинске, но не был и не мог быть в курсе их масштаба. К примеру, в 1957 году на ПО «Маяк» в Челябинской области произошла ядерная авария, в результате которой на высоту до 2 км были выброшены и разнесены на сотни квадратных километров радиоактивные вещества, была страшно загрязнена река Теча, производилось переселение — и никто из нас не знал об этом инциденте. Поэтому в первый момент трудно было предположить, что повышение радиационного фона в Минске может быть связано с аварией на ЧАЭС.
Что произошло у нас? Почему мой штатный дозиметрист не заметил повышение фона, о котором мне чуть позже сообщил начальник соседнего реактора?
В 9 часов утра у нас пошел мелкий теплый дождик. Последние сомнения, что он радиоактивен и связан с аварией на ЧАЭС, развеял начальник службы спектрометрии реактора ИРТ-2000 Б. Лучкин: он сообщил, что спектр радиоактивных осадков характерен для начального периода после ядерного взрыва и содержит радиоактивный йод. Когда стало ясно, что радиоактивное облако накрыло весь Минск и в основном это именно йод, я решил провести йодную профилактику сотрудникам смены и рекомендовал ее проведение всем сотрудникам лаборатории.
Зачем? Дело в том, что организм человека очень легко поглощает йод и накапливает его в щитовидной железе — он нужен ей для нормального функционирования. Это же произойдет, если йод радиоактивен: и хотя период его полураспада — от нескольких часов до суток, за это время он успеет сильно облучить щитовидку, в результате чего нарушится ее работа, проявится букет различных заболеваний, в том числе рак. У беременных женщин происходит еще более страшная ситуация: в щитовидной железе плода формируются дозы, в десятки раз большие, чем в железе самой женщины.
Чтобы предотвратить облучение щитовидной железы, нужно экстренно «насытить» ее «чистым» йодом: прием стабильных изотопов йода препятствует усвоению организмом человека радиоактивных изотопов.
На каждом ядерном реакторе существовала «аварийная аптечка» с лекарствами, которые нужно принимать в случае возникновения ядерной или радиационной аварии. Если под рукой нет специальных йодосодержащих препаратов, можно просто выпить стакан молока или съесть кусочек сахара, предварительно капнув туда 3—5 капель настойки йода. То есть провести йодную профилактику среди населения не представляется сложной или дорогостоящей задачей.
Проведя профилактику, я и мои сотрудники обзвонили родных и знакомых, сообщив о первоочередных мерах, которые следует предпринять, в том числе рекомендовали меньше быть на улице в эти дни, использовать зонтики, надевать плащи, не покупать продукты на рынках и т. д.
О необходимости проведения йодной профилактики для жителей Минска было доложено в дирекцию института. В это время директор института В. Б. Нестеренко находился в Москве. Дальнейшее развитие событий описано в интервью, которое он дал еженедельнику «Аргументы и факты в Беларуси» (№17 от 2009 года).
29 апреля 1986 года В. Б. Нестеренко был в кабинете секретаря ЦК КПБ:
«Мой подробный доклад первому секретарю ЦК КПБ Н. Н. Слюнькову об аварии на ЧАЭС и возможных масштабах последствий для Беларуси никакого впечатления на него не произвел: „Не надо устраивать паники. Мне сообщили об аварии на ЧАЭС. Но огонь погасили, там идут восстановительные работы, чтобы возобновить работу АЭС“. Я продолжал настаивать на необходимости введения чрезвычайных мер. После этого Слюньков позвонил председателю Совета министров Беларуси М. В. Ковалеву и попросил его срочно принять меня. На это Ковалев ему ответил: надо приказать Нестеренко, чтобы он убрал из города своих дозиметристов, дабы не сеяли панику… Но Слюньков настоял.
Около 18:30 я вошел в кабинет председателя Совмина Беларуси М. В. Ковалева (он же — председатель Гражданской обороны республики, который может ввести режим чрезвычайного положения, аварийного отселения людей).
Я снова сказал о необходимости подробной радиационной разведки, медицинской оценки безопасности людей, проживающих на юге Беларуси, о необходимости йодной профилактики. Главный инженер нашего института М. Ф. Коханов уже побывал у главного санитарного врача города и убедил его подготовить 700 кг раствора йода и ввести его в питьевую воду на станциях хлорирования питьевой воды, в молоко — на молокозаводах. Но для этого требовалось решение председателя Гражданской обороны. Я также предложил ограничить продажи продуктов на улице, открытых рынках, ввести ограничение на участие детей в первомайской демонстрации. В это время министр здравоохранения Н. Савченко из приемной позвонил в Москву директору Института биофизики Л. А. Ильину и попросил прокомментировать мои предложения. Ответ был такой: торопиться не надо, нет необходимости в отселении. В итоге из всех моих предложений было принято одно — помыть улицы перед демонстрацией 1 мая. Все карты радиационного загрязнения Беларуси по указанию правительства СССР были засекречены».
К сожалению, руководством Беларуси йодная профилактика для жителей Минска и всей страны была запрещена — паника была для них страшнее какой-то «гипотетической» угрозы здоровью населения. Некомпетентность первого секретаря ЦК КПБ Н. Н. Слюнькова и председателя Совмина Беларуси М. В. Ковалева в вопросах последствий аварии еще можно как-то понять, но действия министра здравоохранения Н. Савченко понять невозможно.
В первые дни после чернобыльской аварии правители не всех стран отнеслись к здоровью своих граждан так, как правители Беларуси и СССР. Инженер-оператор АЭС «Памир» А. К. Федоринчик, который часто слушал по радиоприемнику джаз, транслировавшийся Польшей, рассказывал, что передачи часто прерывались призывами проводить йодную профилактику, объяснялось, как это делать, и т. д.
К чему все это привело? В результате аварии и отсутствия действий по устранению ее последствий Беларусь получила огромное количество людей с болезнями щитовидной железы и множеством других явных последствий заражения.
Я же в дальнейшем участвовал в разработке методики обнаружения радиоактивности в продуктах питания, о чем будет следующая статья.
* * *
Об авторе.
Чуркин Ю. И. — инженер-физик, в 1960 году окончил Московский инженерно-физический институт по специальности «эксплуатация и проектирование ядерных реакторов». Работал в ЦНИИ им. А. Н. Крылова (г. Ленинград), стажировался на различных критсборках Физико-энергетического института (ФЭИ, г. Обнинск) и Курчатовского института (г. Москва) в качестве оператора и начальника смены.
В 1963 году был приглашен академиком А. К. Красиным на работу в Минск. С 1963 по 1969 год вместе с В. А. Левадным спроектировал, смонтировал и эксплуатировал более десяти различных видов ядерных реакторов нулевой мощности. C 1969 года, в качестве начальника критстенда «Роза», возглавлял проектирование, конструирование, создание и эксплуатацию быстро-тепловых критсборок (БТС-1, 2, 3, 4), предназначенных для изучения физики быстрых реакторов.
С мая 1986 года занимался ликвидацией последствий аварии на ЧАЭС. Разработал методику и создал установку экспресс-анализа радиоактивности продуктов питания, которая в 1987 году была установлена на рынках Минска и других городов Беларуси.
Непосредственный ликвидатор последствий аварии: в 1990—91 годах занимался обследованием радиоактивного загрязнения территории Беларуси.
Читайте также:
- От Минска до Москвы за два часа. Как в СССР построили единственный в стране реактивный поезд
- Советская «Звезда смерти». Как СССР запускал в космос станцию с лазерной пушкой
Перепечатка текста и фотографий Onliner.by запрещена без разрешения редакции. nak@onliner.by
